Похоть

8

Со   всей   серьезностью   призываю:   сласти   и страсти для всех!

Эта женщина скоро предстанет перед вами, прошу немного подождать. Прежде ей нужно подготовиться: во время поцелуев лучше всего владеть всеми своими чувствами. Студент при­нял такую красивую позу, что она позволяет ему ощупать себя. Он кладет руку между ее бедрами. Устремив взгляд в сторону своих устремлений, он забирается ей под одежду, состоящую глав­ным образом из обычного халата, которому все равно не устоять. Многим приходится ездить на ужасных автобусах (и ужасно жалеть, если при­ходится высиживать не на тех гениталиях. Вла­делец, а точнее, попутчик его триединых жела­ний к нам слишком привыкает и не хочет нас выпускать из своей гостеприимной квартиры на первом этаже. Позвольте мне объяснить вам про триединство: женщина состоит из трех частей. Берите ее сверху, снизу пли посередине!), пока они наконец не доберутся до уютных спортив­ных площадок, где они смогут настичь друг дру­га, но никогда друг друга не постигнут. Там они вопят во всю мочь и орудуют гирями и чашками своих весов. Итак, женщина ждет не дождется того, чтобы ее слегка покатали туда и сюда в ней самой.

Выгнать нас из теплого угла в ночной час способен не один только клозет, расположен­ный в общем коридоре, где мы хитро озираемся, не видит ли нас кто, прижимаем свою плоть ру­кой, словно боимся потерять ее на ближайшей развилке, прежде чем справим нужду за соб­ственноручно покрашенной дверью из древесно-стружечной плиты.

Из всех возможностей встать на постой мо­лодой человек выбирает только одну, однако выбранная им комнатушка не ведет себя по­слушно, нет, она опережает его, устремляясь в темень и в холод! Герти первая оказывается у домика-кормушки для зверей. В этом месте многие уже говорили о поцелуях, светили кар­манными фонариками и отбрасывали на стены огромные тени, чтобы явить себя другому чело­веку в более крупном формате, чем одиночная личность, криво свисающая с кресла подъем­ника. Как будто от безмерной похоти эти люди могут увеличиться в размерах и еще раз швыр­нуть мяч в корзину, и даже попасть в нее! Игрок может быть большого роста. Они извлекли нару­жу все свои приспособления, чтобы явить себя партнеру. Они прилагают бездну неотложных усилий, объединяющих грязь и гигиену, чтобы друг другом обладать, как принято говорить со­вершенно невпопад. Мы останавливаемся в этой пыльной будке, где два предмета домашней утва­ри, имеющие самую простую геометрическую форму, движутся навстречу друг другу, потому что хотят перекроить сами себя (совсем обно­виться!). Вот, сейчас! На общей лестнице вдруг оказывается какая-то женщина в одной комби­нации с кувшином воды в руке: спросите, для чего? Насылала ли она на нас непогоду и порчу, или просто собирается заварить чай? Женщина мгновенно превращает самое непритязательное и холодное место в уютное лежбище. Женщина может сделать его достаточно уютным, прежде чем отплатит своему партнеру тайными ласками или привязанностью. С этим молодым челове­ком в ее жизнь вошел, наконец, тот, кто может оказаться величайшим интеллектуалом. Теперь все будет иначе, чем запланировано, мы сразу же набросаем новый план и надуем как следует щеки. Ваш ребенок и на скрипке играет? Навер­няка не в данную минуту, потому что никто не нажимает сейчас на его спусковую кнопку.

Иди сюда, — кричит она Михаэлю, словно ей предстоит получить деньги с продавца, который ненавидит нас, покупателей, и все же без нас ему не обойтись. Он должен выложить на прилавок все товары сразу, чтобы мы могли расплатиться собой. Наконец-то эта женщина хочет, чтобы удовольствие длилось вечно. Сначала, раз-два (и вы можете попытаться так сделать, сидя в ва­шей машине, ограниченные в скорости, равно как и в мышлении), наши губы набросятся друг на друга, потом обрушатся на все подряд пустые местечки в нас, чтобы мы кое-чему научились. И вот наш партнер для нас — целый мир. Скоро, через пару минут, Михаэль войдет в Герти, кото­рую он едва знает, или видел лишь однажды, войдет, как проводник спального вагона, что стучит твердым предметом в дверь вашего купе, прежде чем шагнуть внутрь. Он задирает полы ее халата и в отмеренном самому себе возбужде­нии губами доводит женщину, прежде пустын­ную, до того, что она встает перед окошечком в очередь, в которой стоим и мы с вами, перед кассой, в которой за бруствером брюк туго отто­пыривается большая денежка. Мы — свои самые ярые враги, когда речь идет о вкусе, ведь каж­дому по вкусу что-то свое, разве не так? А что, если наоборот, если мы просто хотим кому-ни­будь понравиться? Чем мы теперь занимаемся? Безгранично ленивые, мы призываем чужую плоть, чтобы она взяла на себя нашу работу?

Михаэль закидывает ноги женщины к себе на плечи, словно две троллейбусные штанги. Движимый   исследовательским   задором,   он между тем внимательно смотрит в ее непромы­тую расщелину, в специальную складчатую мо­дель, которой обладает любая женщина, окра­шенную в тот или иной лавандовый или сирене­вый оттенок. Он отстраняется и внимательно смотрит туда, где он постоянно исчезает, чтобы здоровым и невредимым снова явиться на все­общее обозрение и получить полное удоволь­ствие. Его довольный ныряльщик наделен недо­статками, среди которых спорт относится не к самым незначительным. Женщина зовет его. Что случилось с ее водителем, с ее соблазните­лем? Поскольку у Герти нет возможности по­мыться, отверстие выглядит мутно, словно обтя­нутое пластиковой пленкой. Как тут удержаться от соблазна и не сунуть внутрь свой шаловли­вый пальчик (можно использовать и горошины, и фасоль, и английские булавки, и стеклянные шарики), ты тут же пожнешь самое восторжен­ное признание с ее стороны, такой маленькой и всегда чем-то страдающей. Неподатливая плоть женщины выглядит неразглаженной, и какое она находит применение? Ее используют, чтобы мужчина мог сражаться с природой. Ис­пользуют ее и для того, чтобы появлялись дети и внуки, которые берутся откуда-то, чтобы во­время являться к полднику. Михаэль рассматри­вает сложную архитектуру Герти и вопит так, словно его режут. За волосы на лобке он при­тягивает к своему лицу ее плоть, пахнущую неудовлетворенностью и секрециями, будто со­бираясь разъять труп. О возрасте лошади судят по зубам. Эта женщина не так уж и молода, но, несмотря на это, грозная хищная птица парит над ее воротами.

Михаэль заливается смехом, ведь это просто класс. Научимся ли мы когда-нибудь, занимаясь подобными делами, чтобы один человек мог прийти к другому, говорить с ним и понимать его? Гениталии женщин, бесстыдно встроенные в холм, отличаются друг от друга по большин­ству признаков, утверждает знаток, как отлича­ются друг от друга люди вообще, нося самые разнообразные головные уборы. А наши дамы особо подвержены различиям. Ми одна не по­хожа на другую, однако любовнику все равно. Он видит то, к чему привык у других, он видит в зеркале свое отражение: своего собственного Бога, который разгуливает по глади морской, и идет рыбачить. Он напрягает плоть, и он в со­стоянии без промедления растопырить очеред­ную клиентку перед своим сочащимся половым обрубком, чтобы ворваться в нее и надавать оплеух. Техника не есть творение человека, то есть она не является тем, что творит его та­ким сильным.

Куда бы вы ни посмотрели, отовсюду на вас глазеют те, кто сам не свой до экстаза, до этого встроенного, полуавтоматического товара. От­важьтесь хотя бы раз на то, что имеет ценность!

Или это пробивается сквозь жилы, опутавшие ваш череп, ваше чувство, пробивается вперед, как плохо знающий окрестности экскурсовод? Нам не обязательно смотреть на него, когда оно растет, мы можем найти себе другого воспитан­ника, которого мы разбудим и которому будем рады. Однако приправы хорошо перемешаны, и мы тоже в приподнятом настроении. Наше те­сто поднимается под воздействием одного толь­ко воздуха внутри, растет над горами, словно атомный гриб. Дверь захлопывается на замок, и вот мы снова одни. Рядом с нами нет жизне­радостного мужа Герти, который столь беззабот­но размахивает своим пенисом, словно его кап­ли падают с большого дерева, и он не может сейчас наложить лапу на жену или выбить инст­румент из рук ребенка. При этой мысли женщи­на громко смеется. Молодой человек, который на фоне деревянной облицовки стен выглядел бы очень приятно, поскольку не держится ско­ванно, как доска, мощными ударами поршня пытается шире распахнуть внутренний мир этой женщины. В данный момент он испытыва­ет радостный интерес, и ему знакома та переме­на, которая происходит даже с невзрачными женщинами под воздействием вздымающейся, свежеприготовленной и приятно пахнущей мужской плоти. Плоть является нашим неос­поримым средоточием, но мы проживаем не в центре. Мы предпочитаем устраиваться на постой более вольготно, оснащая жилье допол­нительными приборами, которые мы по жела­нию можем включать и разбивать вдребезги. Женщина в глубине души уже стремится назад, на свой приусадебный участок, где она сама ста­нет собирать плоды своей чувственности и вы­полнять работу собственноручно. Даже алкоголь в конце концов выветривается. Однако молодой человек, почти ревя от радости по поводу соб­ственной перемены, которой он желал добиться, по-прежнему обыскивает это комфортабельное такси вдоль и поперек. Он заглядывает ей под сиденье. Он открывает Герти и вновь захлопы­вает ее. Ничего не нашел!

Мы, конечно, можем натянуть гигиениче­скую шапочку, чтобы ненароком не заболеть. Всего у нас вдоволь. И даже тогда, когда госпо­да задирают ножку и направляют струю на сво­их спутниц, они все равно не остаются с ними надолго, торопятся дальше, беспокойные, к сле­дующему дереву, по которому усердно гото­вы ползать их полнокровные червячки, пока кто-нибудь их оттуда не снимет. Боль ударяет в женщин словно молния, но не поражает их на­столько, чтобы им пришлось оплакивать обуг­лившуюся мебель и расплавленные электропри­боры. Потом боль снова покидает их. Ваша парт­нерша готова отказаться от всего, но только не от чувств, она с таким удовольствием сама про­изводит их, эту пищу для бедных. Я даже думаю, что она хорошо разбирается в готовке и, в конце концов, способна довести мужское сердце до полной готовности. Бедняки предпочитают отвернуться в сторону, не боясь экскурсовода. Их члены смиренно укладываются перед ними, а капли сочатся у них прямо из сердца. Они оставляют на простынях лишь быстро исчезаю­щие пятнышки, и мы тоже исчезаем вместе с ними.

В любом случае, в некоторых бокалах един­ственно разумным содержимым является вино. Директор фабрики слишком глубоко заглядыва­ет в стакан, пока не увидит дно, и вслед за этим он испытывает потребность вытечь наружу из своего мощного сосуда, излиться прямо на свою Герти, которую он разбил перед собой, как гряд­ку на садовом участке. Стоит ему увидеть ее, как он тут же обнажается и обрушивается на нее, как ненастье с неба, прежде чем она успевает укрыться в безопасном месте. Член у него боль­шой и тяжелый, он вполне заполнит маленькую сковородку, если рядом уложить еще и яйца; прежде он предлагал свои причиндалы многим женщинам, которые с удовольствием кормились с этого пастбища. Теперь на этой почве больше не растет трава. Плоть человеческая, деформи­ровавшись по причине обильного свободного времени, покоится в уютных садовых креслах или неспешно трусит по гаревым дорожкам, умиротворенно посматривая сверху вниз из мешочка, в котором ее носят, с удовольствием и в меру раскачиваясь, словно детский мячик. Труд быстро превращает человека со всеми его принадлежностями в дикое животное, собствен­но, таким он и был задуман. Каприз природы приводит к тому, что мужчины воспринимают свою плоть слишком малой но размеру еще до того, как они научились правильно ее носить. И вот они уже листают каталоги экзотических товаров, чтобы прибавить себе обороты с по­ мощью более мощных моторов, которые, поми­мо всего прочего, расходуют меньше топлива.
Они опускают свои кипятильники в любой со­суд, который им только подвернется, и сосуд этот — самое доверительное — их жены, кото­рым они, однако, не слишком доверяют. Они любят оставаться дома, чтобы сторожить жен. Потом они бросают свои взоры в сторону фаб­рики, скрытой в дымке. Было бы у них немного больше терпения, они бы во время отпуска до­брались до берегов Адриатики, чтобы окунуть там в море свои трепыхающиеся шишки, тща­тельно упакованные в эластичные полоски пла­вок. Жены их носят плотно облегающие ку­пальники. Груди их очень дружны между собой, однако вовсе не исключают возможности познакомиться с рукой незнакомца, с рукой, грубо вы­таскивающей их из шезлонгов, в которых они
себя мягко и уютно убаюкивают, а потом рука давит их между пальцами и бросает в ближай­шую мусорную корзину.